21 марта 2007 года издательство и газету «Известия» посетил председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл. Он поздравил коллектив с 90-летием газеты. А потом ответил на ряд вопросов журналистов.
– Ваше выступление на недавнем заседании Всемирного Русского Народного Собора - это была речь не только церковного деятеля. Вы говорили об экономике, бизнесе, даже о жилищно-коммунальном хозяйстве... Вы хотите внести нравственное, православное начало во все сферы нашей жизни?
– Церковная проповедь на протяжении определенного времени была ограничена вопросами личной, в лучшем случае семейной этики, но не выходила далее. Все это было не от хорошей жизни. В Российской империи Церковь, будучи частью государственного аппарата и возглавляема государем императором, не имела возможности самостоятельно судить о том, что происходило в обществе.
Трагедия революции в каком-то смысле оказалась обусловлена невозможностью для Русской Церкви иметь свободу слова и свободу мнения. Какая же могла быть свобода, когда в зале заседаний Святейшего Синода во главе стола стояло пустое кресло, над которым висел портрет императора, и все наиболее важные решения здесь принимались согласно Его высочайшему пожеланию. И вот представьте себе ситуацию: XIX век, зарождение и развитие революционного движения, растущее напряжение в отношениях между властью и интеллигенцией, затем появление тайных обществ, революционных партий – на все это надо было реагировать. Но Церковь была лишена этой возможности. И дошло даже до того, что в духовных академиях стали происходить забастовки, а в одной семинарии чуть не убили ректора... И так было до Февральской революции.
А после октября 1917 года началась долгая череда десятилетий, когда Церковь боролась просто за то, чтобы люди остались в живых, чтобы у нас в стране не было физически уничтожено христианское наследие. Потом наступили непростые 1990-е годы. И вот здесь Церковь уже стала обретать свое достойное место. Прежде всего, в отношениях с государством, когда она начала высказываться по общественно значимым вопросам. Может быть, наиболее яркие тому примеры – события 1991 года, а затем 1993 год, когда Церковь в разгар гражданского противостояния выступила с миротворческой инициативой и в какой-то момент даже возглавила переговорный процесс. Уже ясно, что, став свободной, Церковь уже не сможет вернуться в социальное гетто.
И то обстоятельство, что церковная проповедь касается вопросов общественных, политических, экономических, свидетельствует только о том, что все происходящее сегодня в нашем обществе неизбежно влечет серьезные последствия для нравственной и духовной жизни людей. Разве социальная сфера или экономика не имеет этих последствий? Разве все несправедливости, перекосы, диспропорции общественного развития затрагивают только материальную сферу жизни? Конечно, нет. В первую очередь они отражаются на духовной сфере, уродуют людей и их существование. Поэтому тема политики, тема экономики, тема социальной жизни не только могут, но и должны привлекать внимание Церкви. И вовсе не для того, чтобы предложить обществу некую собственную политическую программу (ибо тогда Церковь мало чем будет отличаться от политической партии), но для того, чтобы дать нравственную и духовную экспертизу и партийным программам, и той политике, которая осуществляется.
– Какой же, по Вашему мнению, должна быть экономика?
– В свое время Бердяев сказал замечательные слова: «Вопрос о хлебе для меня есть вопрос материальный, но вопрос о хлебе для моих ближних, для всех людей, есть духовный, религиозный вопрос». С одной стороны, экономика призвана поднимать благосостояние людей, всего общества. Экономика должна быть эффективной, иначе она перестает достигать своих целей. Неэффективная советская экономика привела и к распаду страны, и ко многим другим потрясениям. Но другим ее параметром, на важности которого настаивает Церковь, является справедливость. Итак, эффективность и справедливость. Речь идет, конечно, о справедливом распределении плодов экономического развития.
– Какое распределение будет справедливым?
– Что является реальным вызовом нашему нравственному чувству? Сегодняшняя статистика. Правительство считает, что у нас уровень доходов бедных и богатых соотносится как один к пятнадцати. Независимые эксперты говорят, что в современном российском обществе богатый состоятельнее бедного в 30 раз. Некоторые аналитики называют еще более впечатляющие цифры. Совсем недавно я натолкнулся на такие данные: в результате увеличения ВВП бедный человек получает пять рублей, а богатый – 200 рублей. Но если увеличение ВВП в 40 раз больше дает богатому, чем бедному, значит, в экономике что-то не так. И это что, не дело Церкви – сказать, что так не пойдет?
– Есть ли у Вас конкретные предложения, как эту ситуацию исправить?
– Церковь привлекла для обсуждения этого вопроса экспертов-экономистов, весьма просвещенных людей, с высоким авторитетом в науке и в обществе. По их мнению, с которым мы полностью согласны, речь идет о трех вещах.
Первое – ввести прогрессивный налог. Мы понимаем, что в России не следует вводить таких налогов, как в Норвегии, где богатые люди отдают государству 80-90 процентов своих доходов. У нас все это превратится в профанацию, никто таких налогов платить не будет. Нам нужна прогрессивная шкала, но такая, чтобы она применялась к доходам действительно богатых людей. И она не должна ударить по среднему классу, который только встает на ноги.
Второе – освободить от налогов людей абсолютно бедных, то есть имеющих доход ниже прожиточного минимума. По разным подсчетам, у нас более двадцати процентов таких граждан. При этом – вдумаемся в этот факт – среди абсолютно бедных людей 30 процентов работающих, здоровых граждан, имеющих семьи. То есть это не безработные, не деклассированные элементы, не бомжи, не пенсионеры и не инвалиды.
Третье – ввести налог на роскошь. Вы знаете, что Москва находится на первом месте в мире по количеству «Роллс-ройсов», «Майбахов», «Ламборджини», «Феррари»... Но если человек приобретает «Майбах» за 580 тысяч долларов, то, наверное, он и за 700 тысяч его купит? Его же это не остановит. Ну а уж если он покупает «Майбах» за 580 тысяч, а потом для полного счастья заказывает дорогой тюнинг этого автомобиля, золотом и бриллиантами на кожаных сиденьях выписывает свои инициалы, то мы просто должны помочь такому человеку отдать часть своих денег бедным людям.
И последнее, что мы считаем необходимым, – введение налога на недвижимость. Но есть некоторые условия. Сегодня экономисты предлагают рассчитывать этот налог, исходя из рыночной стоимости жилья. Но ведь абсолютное большинство людей в нашей стране получило свои квартиры, когда никакой рыночной стоимости и в помине не было. Если сегодня для всех поголовно ввести налог, привязанный к рыночной стоимости жилья, то мы породим появление класса новых бомжей, ибо люди попросту потеряют свои квартиры. А еще мы подорвем возможности среднего класса. Поэтому налог на недвижимость, базирующийся на ее рыночной стоимости, следует применять только в случаях приобретения жилья по рыночным же ценам.
– Вы процитировали Бердяева. У него также есть мысль о том, что русский народ склонен скорее к перераспределению, но не к производству. То, что Вы говорите, проникнуто, конечно, болью за простых людей. А может ли Русская Православная Церковь предложить пути преодоления дефицита нового производства, творчества?
– Для того чтобы увеличить зарплаты и пенсии, необходимо увеличить производительность труда. При каких условиях это можно сделать? Явно не на станках и оборудовании 30-х годов – необходимо обновление основных производственных фондов. Но надо одновременно повысить и уровень трудовой дисциплины, и рабочей квалификации. Нельзя надеяться на то, что система распределения будет автоматически повышать уровень жизни, и не заботиться о своем профессиональном росте. Чего греха таить, мы знаем: как катастрофа – так обязательно «человеческий фактор». Послание Церкви было бы абсолютно несбалансированным, если бы мы не сказали об этих проблемах.
– От политики, экономики и налогов давайте перейдем к культуре, науке и образованию. Вы фильм «Остров» смотрели?
– Да, смотрел. Это событие огромной важности в нашей культурной жизни. Впервые тема веры была так талантливо и понятно представлена современному человеку. И верующие люди, и неверующие, и воцерковленные, и невоцерковленные, поняли самое главное: если в душе человека покаяние и живая вера, то он действительно может горы свернуть. Не был бы святым отец Анатолий, если бы он каждый день не каялся в грехе, которого, кстати, не совершил. Лучше, чем в «Острове», эту идею раскрыть невозможно. Многое в фильме показано очень правдиво. Поражаюсь, как это все смог сделать режиссер. Лунгин, конечно, не атеист, но и каждую неделю в храм Божий не ходит.
– А как складываются отношения Православной Церкви и науки?
– В данном случае Православная Церковь в более выгодном положении, чем Католическая. На нас не давит прошлое, связанное с противостоянием науки и религии, как это было на Западе. Католическая Церковь допустила одну ошибку: она включила в свое вероучение научную гипотезу Птолемея как догму. И потому любой вызов этой теории воспринимался не как приглашение к научной дискуссии, а как антикатолическая ересь. Ну а с ересями в ту эпоху справлялись соответствующим образом.
Православная Церковь ничего подобного никогда не делала. Монахи занимались переписыванием книг, словесностью, наша средневековая наука, как и западная, формировалась в монастырях. Но никакого конфликта с естественнонаучным знанием у Церкви в России никогда не было, включая XIX век, породивший дарвинизм и марксизм.
В ХIX веке и начале XX века многие богословы были членами Российской академии наук. Например, выдающийся ученый, знаменитый историк, человек энциклопедических знаний – профессор Василий Васильевич Болотов. Или в более близкое нам время – архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), который был выдающимся хирургом, профессором медицины и даже лауреатом Сталинской премии за фундаментальный труд «Очерки гнойной хирургии». Как замечательно сказал святитель Филарет (Дроздов), «вера Христова не во вражде с истинным знанием, потому что не в союзе с невежеством».
Советский период возвел высокую стену между религией и наукой, между верой и знанием. Эта тема была невероятно идеологизирована: «Бога нет, а религиозная картина мира противоречит научной». Действительно, можно говорить о религиозном подходе и о научном, но это разные сферы бытия и различные методологии познания мира Божия. Ведь Библия не отвечает на вопрос о том, как технически была создана Вселенная. Библия дает понимание того, что мир сотворен Богом. А как именно – это во многом сокрыто от человека, и здесь уже начинается область научных знаний. Сегодня у нас развиваются отношения с наукой, многие светские ученые преподают в духовных академиях, а профессора духовных академий преподают в светских учебных заведениях. Идет постоянный диалог с научным миром по целому ряду вопросов – таких, как биоэтика, биотехнологии, эвтаназия. Нас больше всего интересует этическая сторона научной проблематики.
Что касается собственно участия верующих людей в науке, то огромное число ученых сейчас – верующие люди. В принципе, возможно и создание в православном университете в Москве естественнонаучных факультетов. Но последствия 70 с лишним лет государственного атеизма, конечно, сильно отбросили нас назад.
– Вы не раз говорили о том, что нужно возрождать систему народного духа, народных ценностей, традиционно присущих нашей стране. Но сейчас создается впечатление, что на массовом уровне, особенно у поколения, выросшего в 1990-е годы, вообще утрачено представление о добре и зле.
– Сегодня через масс-медиа в общественном сознании насаждается одна идея: человек должен как можно больше получать и как можно больше тратить. Ну, как можно милиционера заставить быть честным, если он видит главную задачу в том, чтобы урвать? Поставить для контроля над ним систему собственной безопасности ведомства? Такая уже есть. А над этой системой поставить еще одну систему? Будет то же самое. Чтобы удержать страну, чтобы модернизация и улучшение материальных условий жизни не привели к нравственному хаосу и в результате к полному обвалу, общество должно вернуться к воспитанию представления о моральных ценностях. Церковь в одиночку с этим делом справиться не сможет. Нам говорят: действуйте, это ваша сфера. Мы готовы, мы работаем. Но отдача не та, на которую мы рассчитываем. Потому что в храме ребенок, подросток, молодой человек слышат и видят одно, а дома по телевизору – совсем другое. Та же ситуация в «желтой» прессе, в глянцевых журналах и в рекламе. Работа Церкви – это в первую очередь воспитание людей с детства. Почему мы настаиваем на том, чтобы курс «Основы православной культуры» преподавался в школах? Потому что в этом случае мы сможем включить в систему нравственного воспитания подрастающего поколения религиозную мотивацию, а это очень важно. Почему нельзя дерево ломать? Не только потому, что это неэстетично, а потому, что это грех. Почему нельзя цветы с клумбы рвать? Потому, что это грех. Почему нельзя кошку схватить за хвост и о стену треснуть? Грех! Ибо как ты со слабым и зависимым поступишь, так и Бог с тобой обойдется. И в душе ребенка формируется такое важное понятие, как страх Божий. Это ведь не эмоциональный страх, не выброс адреналина в кровь. Просто на уровне мышления закладывается система ценностей – а это именно то, что Церковь и должна делать.
– Вы критикуете средства массовой информации. А как донести до людей то, о чем Вы говорите? Ведь есть немало тех, кто телевизор не смотрит, газет не читает?
– Есть такие люди. И не только в Церкви. Это защитная реакция. Кстати, некоторые духовники говорят: ну, и не смотрите – ничего не потеряете. Откровенно скажу: мало что потеряешь. Можно смотреть какие-то передачи: об искусстве, об истории, о животных, о том, что душу человека как-то размягчает.
– Газету «Известия» читать можно?
– Газету «Известия» читать желательно.
Публикацию подготовил Б.Клин
См. также:
http://www.mospat.ru/index.php?page=35950
http://www.mospat.ru/index.php?page=35949
Источник: газета «Известия» № 70/27354
|
